Кому на Руси жить хорошо

Кому на руси жить хорошо
image_pdfСкачать краткий пересказ

О чем поэма Некрасова

«Кому на Руси жить хорошо» — это народное произведение, которое в краткой, но глубокой форме раскрывает важный смысл жизни в России середины XIX века. Поэма учит нас пониманию, кому же в нашей стране действительно хорошо живется и обладает ли каждый из нас истинным счастьем.

Главное в произведении — это путь поисков ответа на вопрос: кому на Руси жить хорошо? Через череду встреч с разными героями-пахарями, работниками и крестьянами, Некрасов показывает, что счастье в народе — дело далеко не простое и неоднозначное. Поэма ясно и понятно даёт представление о жизни русского народа, показывает, что далеко не всем живется хорошо, многие страдают от бедности, несправедливости и тяжелого положения в обществе.

В отличие от других произведений Некрасова — это именно народное повествование, в котором герои сами рассказывают о своей жизни, о том, как и чем живёт обычный человек в царской России. Поэма сильно отличается по стилю и содержанию от более личных или лирических произведений автора и особенно выделяется своей социальной направленностью.

В произведении ясно прослеживается контраст между тяжелой жизнью простого народа и барским миром, который живет совершенно по другим законам — там, где порой царит бесправие и жестокость. Некрасов через повествование показывает, что жить хорошо могут только те, кто обладает властью, богатством и привилегиями, в то время как народ вынужден бороться за элементарное счастье.

Итог поэмы — это не просто рассказ, а книга, которая учит задуматься о социальной справедливости и истинном смысле счастья. Поэма закончилась поисками, которые, в конечном итоге, не дают однозначного ответа, но заставляют задуматься, что настоящее счастье — это не только материальное благополучие, а еще и свобода, уважение и справедливость, которых так не хватает многим на Руси.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

Семь мужиков из соседних деревень Терпигорьевского уезда, испытывая трудности жизни, спорят о том, кому живется лучше и вольготнее в России — помещику, чиновнику, попу, купцу, боярину, царю или крестьянину. Их спор длится весь день и ночь, они спорят, ругаются и даже дерутся, не приходя к согласию.

Ночь, лес, звезды и таинственные тени окружают их. Трое братьев Губиных, старик Пахом, Пров и другие мужики пируют у костра, пока появившаяся пеночка с птенчиком предлагает им волшебное решение — найти коробочку со скатертью самобранной, которая способна накормить и напоить в любое время всех семерых. Пеночка предупреждает, что по первому требованию исполнится желание, по второму — тоже, а по третьему — случится беда.

Мужики отправляются в лес, находят коробочку с скатертью, зовут ее и начинают пир. На радостях обещают не возвращаться к пустым спорам и драться, пока не выяснят наконец, кому живется по-настоящему счастливо в России.

Таким образом, пролог задает тему и конфликт рассказа — поиски счастья и справедливости в жизни различных слоев русского общества.

Глава I. ПОП

Глава описывает весенний сельский пейзаж и трудности жизни русских крестьян. На длинной дороге, окружённой лесами, лугами и деревнями, группа мужиков — крестьяне из разных окольных деревень — встречает священника, попа Луку. Они хотят узнать у него, кому же на Руси живется лучше и весело: помещикам, чиновникам, попам или царю. Поспорив между собой, крестьяне прибегают к мнению попа, надеясь на честный ответ.

Поп Лука откровенно рассказывает о своей нелегкой жизни: постоянные хлопоты и заботы с приходом, тревоги при болезнях и смертях людей, отсутствие покоя и почета, снижение доходов из-за исчезновения помещиков и земельных проблем. Он объясняет, что прежнее богатство и уважение духовенство утратило, крестьянская жизнь тяжела и скудна, а доходы попа зависят от бедных прихожан. Поп призывает слушателей к молитве и милосердию, говорит о нуждах деревень и бедах, связанных с плохим урожаем и суровой погодой.

По окончании разговора крестьяне упрекают Луку, услышав неутешительную правду, и спор продолжается, но встреча завершается появлением строгого образа попа, который символизирует сложность его положения.

ГЛАВА II. СЕЛЬСКАЯ ЯРМОНКА

Глава описывает весенний день в сельской местности, когда крестьяне идут на ярмарку в село Кузьминское. Весна выдалась холодной и дождливой, земля не успевает зеленеть, что вызывает тревогу за судьбу урожая и скота.

По дороге мужчины встречают пустые деревни, потому что все уехали на праздничную ярмарку. Ярмарка описывается как шумное, грязноватое, но живое торговое место: множество лавок, палаток, кабаков, сувениров и товаров разных мастеров и купцов. На ней много народа, продается всякая утварь — от сапог до портретов генералов и книжек, хотя крестьяне не знакомы с великими русскими писателями и мыслителями, символизируя их оторванность от просвещения.

Также ярмарка полна праздника — смеха, песен, веселья, представления с Петрушкой и музыкантами. Крестьяне пьют водку, веселятся, ругаются, даже церковь на колокольне, кажется, качается от шума. Наконец, к вечеру жители расходятся, и село опять погружается в тишину.

В целом глава показывает атмосферу народного праздника, ярмарочного оживления и социальных реалий крестьянской жизни с ее трудностями, бедностью и ограниченным кругозором. Ярмарка выступает как яркий социальный микс, где виден контраст между народом и высшими слоями.

ГЛАВА III. ПЬЯНАЯ НОЧЬ

В этой главе описывается сцена ночного пьяного гулянья крестьян в русском селе. Ночь наполнена шумом, криками, пьяными разговорами и песнями — люди выпивают, падают по дороге, спорят и ссорятся. Впечатляюще показана бытовая сторона жизни крестьян: их тяжелый труд, нищета, но при этом желание и умение находить минуты радости и веселья, несмотря на суровые условия.

Особое место занимает персонаж Яким Нагой, старик-крестьянин, который работает «до смерти» и «до полусмерти пьет», рассказывая о своей бедной жизни после неудачного пребывания в Петербурге. Крестьяне оправдывают свое пьянство тем, что это даёт им силу и облегчение от лишений и тяжёлой работы. Между прочим, в пьянстве звучат народные песни и пословицы, которые сопровождают тяжелый труд и помогают сохранять дух.

В целом, глава иллюстрирует атмосферу народного праздника с элементами трагикомичности — пьяные мужики и женщины, сцены ссоры и веселья, трудности жизни и попытки от них убежать через алкоголь. Несмотря на все тяготы, крестьянская душа остается жива и полна народного творчества.

ГЛАВА IV. СЧАСТЛИВЫЕ

Глава рассказывает о том, как во время народного праздника по деревне ходят странники и выкрикивают, что ищут счастливого человека — того, кто живет без горя и нужды, и ради доказательства такого счастья обещают напоить его даром водкой. Толпа смеётся, но желающие «доказать счастье» всё же находятся.

Первым выходит уволенный дьячок, доказывающий, что счастье — не в богатстве и не в земле, а в спокойствии и благодушии. Однако, когда он просит обещанную водку, его прогоняют. Затем появляется старуха, гордящаяся урожаем репы, но и над ней смеются. Солдат объявляет себя счастливым уже потому, что остался жив после множества сражений и побоев — ему дают выпить. Следом заявляется сильный каменотес, хвастающийся своей трудовой мощью, но его односельчанин рассказывает страшную историю о том, как чрезмерное усердие и гордыня обернулись для него болезнью и слабостью. Впрочем, и этот несчастный считает себя счастливым — ведь по милости Божьей остался жив и вернулся домой.

Приходит дворовой человек, когда-то служивший князю и страдающий «благородной болезнью» от вина. Он гордится ею, считая её отличием «высшего сословия», но крестьяне гонят его прочь. Белорус радуется тому, что может есть чёрный хлеб досыта, охотник — что остался жив после встречи с медведем, а нищие — тому, что подают им милостыню. Всё это «мужицкое счастье» оказывается кривым, убогим, а порой и горьким — потому странники, устав слушать эти исповеди, решают прекратить поиски счастливого.

Тогда один крестьянин, Федосей, предлагает обратиться к Ермилу Гирину: мол, только он может называться настоящим счастливцем. Он рассказывает историю Ермила — честного, умного и справедливого мужика, который некогда приобрёл мельницу чудом: когда его пытались обманом лишить её, народ, поверивший в его доброту и правду, собрал деньги и выкупил мельницу за него. Ермил управлял мельницей, а затем и всей вотчиной князя, не беря лишнего ни рубля, не обижая людей и не попуская неправды.

Но рассказ прерывает седой священник: он тоже знал Ермила и поправляет — не всё было без греха. Гирин, спасая брата от рекрутчины, нарушил справедливость и тем сам себя обрёк на муки совести. Он покаялся, чуть не повесился, а затем сам просил мира судить его, чтобы восстановить правду. После этого Ермил стал ещё ближе народу — вновь взял мельницу, трудился честно и был уважаем всеми. Однако, по словам того же священника, счастье его оказалось недолгим: теперь Гирин сидит в остроге, хотя и не повинен, а обвинён в бунте крестьян деревни Столбняки. История этой вотчины и причины мятежа остаются недосказанными — рассказчик обещает завершить её при другой встрече.

Праздничный день тем временем кончается; народ расходится. Но напоследок появляется тройка с барином, и деревенские мужики, как обычно, выстраиваются у дороги и низко кланяются ему. Так замыкается круг повествования: счастья никто не нашёл, а жизнь идёт по-прежнему, под гнётом власти и нужды.

ГЛАВА V. ПОМЕЩИК

Глава продолжает историю странников, которые, прекращая прежние поиски, встречают на дороге троих лошадей с богатой тройкой. В ней едет соседний помещик — Гаврила Афанасьевич Оболта-Оболдуев, пухлый, румяный, с густыми седыми усами, в венгерке и широких штанах. Завидев перед собой семерых крестьян, помещик пугается, хватает пистолет и принимает их за разбойников. Мужики объясняют, что не грабители, а ищут правду: кому на Руси живётся счастливо — и рассудить их они просят по‑совести, не «дворянским», а «христианским словом».

Смеясь, Оболта-Оболдуев соглашается поговорить с ними и, расположившись с рюмкой хереса на коврике, заводит длинную, самодовольную речь о том, как прекрасно было прежнее помещичье житьё. Он рассказывает о своём знатном происхождении, выводя род от некоего татарина Оболдуя, веселившего царских особ медведями, и от казнённого «князя Щепина» — древность, по его словам, делает дворянина славным и почётным.

Помещик живописует их былое могущество: вся природа, земля, крестьяне, поля и леса словно преклонялись перед барином; всё вокруг служило ему, радовало и ласкало взгляд. Он вспоминает роскошные усадьбы, праздники, пышные пиры, охоты, где десятки гончих и борзых ревели в осенних лесах, и сам Гаврила Афанасьевич, захваченный воспоминанием, вскакивает, кричит, будто снова травит лису.

Затем его речь смягчается и принимает исповедальный оттенок. Он вспоминает, что в старое время, хоть и бил крестьянина, делал это «по любви», ведь власть помещика, по его представлению, была отеческой. Рассказывает о совместных пасхальных трапезах, о том, как барыня и дочери целовались с мужиками, а священник служил в доме всенощные, на которые допускали весь народ. Крестьяне слушают, но в уме посмеиваются над такой «благодетельной строгостью».

Далее помещик с гордостью говорит, что мужики его любили и даже из дальних поездок привозили гостинцы — варенья, вина, ткани. Он с нежностью рисует картину старого уклада, где всё держалось на личной связи барина и крестьян. Но радость быстро сменяется горечью: теперь всё разрушено.

Он слышит колокольный звон и думает, что это не по крестьянину, а «по жизни помещичьей» звучит похоронный перезвон. Жалеет о прошедшей эпохе — дворянство исчезает, усадьбы пустеют, поля запущены, парки вырубаются ради дров. Он с болью говорит о черствости крестьян, которые не понимают, что вырубают деревья, посаженные его предками, и рушат то, что строилось поколениями.

Ныне, продолжает он, на месте усадеб стоят питейные дома, крестьяне пьяны, посредники и акцизные чиновники теснят старых бар. Его возмущает, что теперь учат мужика грамоте и зовут в земские службы — «зачем ему она?» Помещик горько сетует: «Россия — не неметчина», дворянин должен оставаться благородным, а не трудиться, не выметать полы и не топить печь.

Оболта-Оболдуев заканчивает свою исповедь почти рыданием: он чувствует себя чужим в новой России, лишённым смысла существования. Крестьяне, слушавшие его с сочувствием и лёгкой усмешкой, понимают по‑своему: великая цепь, соединявшая барина и мужика, действительно порвалась — и ударила обоих.

КРЕСТЬЯНКА

ПРОЛОГ

Устав искать счастье среди мужчин, решают спросить женщин, «не у бабы ли счастье спрятано». В селе Наготине им отвечают, что если где и есть счастливая баба, так это в соседнем Клину — Матрёна Тимофеевна Корчагина, умная, уважаемая, «губернаторша» среди местных. Путники решают идти к ней.

Дорогой они любуются летним полем. Зрелая рожь и пшеница шелестят под ветром, и странники размышляют о том, сколько человеческого труда вложено в каждое колосо — сколько пота, сколько сил. Их не радует пшеница, «что кормит по выбору», зато рожь для них свята, ведь она кормит весь народ. Они улыбаются всему вокруг: освобождают жаворонка, пробуют горох с гряд, любуются доброй свёклой, похожей на красные сапожки. В пути ощущается жизнь и покой земли, на которой всё дышит трудом и радостью.

Наконец они доходят до Клина — деревни бедной, покосившейся, с домами в упадке. Крыши без соломы, стены с подпорками, а вид у домов словно у гнёзд без птенцов. Барский дом при дороге стоит пустой: барин за границей, управитель умирает, а дворня бедствует. Во дворе нищета и разруха: старые, больные слуги бродят, разбирают на части усадебные вещи, ловят рыбу, чтобы сварить уху. Среди них беременная женщина жалуется, что съела всё хлебное — только карасей ждут дети. Крестьяне видят, как дворня разбирает дом на куски: один вывинчивает ручки, другой сдирает изразцы, ребята трясут яблони — словно символ умирающего помещичьего быта.

Зайдя в сад, странники видят запущенные дорожки, обломанные статуи, оборванные беседки с осквернёнными надписями, вместо благородства — разруха и пошлость. Старый дворовый пробует продать им книгу, но мужики смеются: грамоту знают плохо, да и читать им, по мнению лакея, надобно только вывески питейных домов да слово «воспрещается». Дом и сад для них стали напоминанием о том, что бывает с помещичьим счастьем, когда нет народа и хозяина.

Вдруг с башни огромного дома раздаётся необычный, мощный, почти церковный бас. По балкону ходит человек в подряснике и поёт. Голос не русской песни, но в нём чувствуется страдание, словно знакомое каждому. Женщина с пруда объясняет, что певец — выходец с Украины, которого господа обещали увезти в Италию, но бросили. Теперь по утрам он переговаривается песней с другим — дьяконом из соседнего села: один крикнет «здорово, отец Ипат!», другой ответит «жду водку пить!» — и отклик висит над долиной. Так звучит жизнь запустелой усадьбы — горькая, надломленная, но всё ещё поющая.

Под вечер странники видят возвращающихся с поля жниц и жнецов — живую, сильную толпу, радостную после дневного труда. Среди них они узнают Матрёну Тимофеевну: статную, строгую женщину с открытым лицом, крупную и смуглую, с серпом за плечом. Мужики кланяются и рассказывают ей о своём странствии и споре: ищут они истину, кому на Руси живётся счастливо — помещику ли, попу, чиновнику, купцу, вельможе или царю. Всех уже расспросили, теперь пришли к ней, ибо молва говорит, что она счастливая.

Матрёна долго молчит, тяжело задумывается: не к добру, мол, такое расспрашивание, нынче время жатвы — не до разговоров. Но странники не отступают и обещают помочь: за один день всю её рожь сожнут, если расскажет, в чём её счастье. Женщина соглашается. Они устраиваются вечером под дубом, где пахнет хлебом и полем, достают вино, хлеб, редьку, и когда на небо выходят звёзды, Матрёна Тимофеевна возвращается — готовая рассказать им всю правду своей жизни.

Глава I. До замужества

Женщина вспоминает с теплотой родительский дом, где жилось спокойно и ласково, «как у Христа за пазухой». Семья была примерная — работящая, непьющая, дружная. Отец поднимал дочь нежными словами, брат будил песней, мать заботливо укутывала, говоря, что в чужом доме сна будет мало и труд велик.

Матрёна с раннего возраста привыкла к делу: пятилетней помогала отцу, пасла уток, собирала ягоды, ворошила сено. Труд не пугал её — наоборот, с детства чувствовала радость работы. После тяжелого дня в поле она мылась в бане, свежая и румяная садилась с подругами за прялку, пела до полночи. Девичьи годы были бодрыми и чистыми: мужиков сторонилась, любила петь и плясать, но знала цену скромности.

Судьба, однако, отвела ей жениха издалека — печника Филиппа Корчагина, питерского мастера. Мать плакала, предчувствуя дочернюю долю на чужбине: в чужом краю, «где холодно и голодно», никто не пожалеет. Отец, напротив, под хмельком благословил брак, не вдумываясь в слова жены. Матрёна всю ночь плакала, переживая, что придется оставить родной дом, но, глядя на Филиппа, постепенно смирилась.

Она вспоминает, как присматривалась к будущему мужу: красивый, могучий, тихий — запал ей в душу. В их коротком разговоре о судьбе — простое, но искреннее обещание: жить честно, не обижать друг друга. Те минуты, говорит Матрёна, и были её единственным настоящим счастьем. Всё последующее принесло горести и испытания.

Вспоминая ту первую ночь любви, звёздную и тихую, Матрёна замирает и поёт протяжную жалобную песню о том, как богатый купец полюбил скромную крестьянку не за золото и серебро, а за чистоту и красоту её души. Песня сливается с её собственной судьбой — чистой, светлой, но обречённой на страдание.

Дальше она рассказывает о свадьбе: как, по старинному обычаю, родители благословили, поднесли чару, велели кланяться гостям. С каждым поклоном сердце девичье всё тяжелело — «в первый раз ноги дрогнули, во второй поблекло лицо, а в третий — волюшка скатилася с головы». В этих словах звучит осознание: отныне жизнь её уже не принадлежит ей самой.

Странники слушают в молчании. Один из братьев Губиных шутливо предлагает поздравить молодую — мол, свадьба всё же дело весёлое, — а другой подносит Матрёне чарку, спрашивая, пьёт ли она. Женщина, горько усмехнувшись, отвечает: «Старухе — да не пить?» — и этим тихим словом заключает рассказ о своей ушедшей девичьей радости, открывая путь дальнейшим страшным признаниям о замужней доле.

Глава II. Песни

Матрёна рассказывает странникам о своих первых годах замужества — времени тяжёлого и горького. Начинает она с песни, в которой всё предсказано заранее: в доме мужа её ждут беды и унижения. Как в старинных народных напевах — свекор медведь, свекровь людоедка, золовки злые и щеголихи, деверь жестокий расточитель. Всё, что пелось когда-то в девичьих песнях, стало для неё живой правдой.

Матрёна с иронией предлагает странникам подпеть, и они хором вторят ей — в песне звучит грозный, почти обрядовый ритм мужицкого унижения и женской покорности. Затем женщина рассказывает, как попала из родительского тепла в суровую семью Филиппа. Семья была «большущая, сварливая», и жизнь там показалась адом. Муж почти всё время был в работе, советовал терпеть и не перечить, а самой Матрёне приходилось ежедневно сносить свекровину злобу, присмотреть за свёкром, угождать капризным золовкам. За малую ошибку или непонятый обычай — укор, насмешка или побои.

Однажды по глупому наущению свекрови свёкор ночью украл из поля чужое зерно — его поймали и избили до полусмерти. И всю вину опять свалили на молодую невестку. Она молчала, как и наказано, скрывая обиду, хотя сердце рвалось от несправедливости. Филипп, вернувшись зимой, будто бы принес свет: подарил шелковый платок, прокатил жену в санях на Екатеринин день, и Матрёна снова запела, словно дома у родителей. В те дни она жила надеждой и любовью, называя мужа лучшим из мужей.

Когда странники переспрашивают, не бил ли он её, Матрёна смущённо признаётся: всего раз. Повод — пустяк: сестра мужа просила обувку, а жена промедлила с ответом. Филипп рассердился и ударил. Тогда на неё ополчилась вся родня: свекровь, золовка, деверь — каждый добавил обиды. Этот случай стал для неё началом угасания любви.

От пережитой сцены странники сами хватаются за песню — грозную, как народный плач. Заводят хором протяжный напев о «шелковой плетке» и жестокой родне: свекор и свекровь велят не жалеть молодую, кровь пролить да наказать, и в песне красным эхом тянутся слова — «плетка свистнула, кровь пробрызнула». Матрёна слушает молча, будто в этих звуках отражена её судьба.

Далее она возвращается к воспоминаниям: Филипп вскоре ушёл на заработки, а на Казанскую она родила сына Демушку — красивого, как солнце. Мальчик стал для неё утешением, принес радость и силы терпеть обиды. Но счастье опять не удержалось. В деревне появился управляющий Абрам Гордеевич Ситников — наглый и властный человек. Он стал ухаживать за молодой женщиной, преследовать её открыто. Матрёна отталкивала его, но свекровь только усмехалась: «Не шути с огнём». Когда та отказалась и стала прятаться в сараях, дедушка Савелий — один-единственный добрый человек в доме — пожалел её и поддержал. Его Матрёна помнит с благодарностью и называет «счастливцем» — но уже особого рода, предвещая, что дальше она расскажет и про его тяжёлую, хоть и светлую судьбу.

Глава III. Савелий, богатырь святорусский

В этой главе Матрёна Тимофеевна передаёт странникам рассказ своего деда — Савелия, могучего и доброго старика, которого в семье называли клеймёным, каторжным. Дед жил особняком, не ладил с роднёй, но никогда не сердился: говорил весело — «клеймёный, да не раб», и только в шутках чувствовалась горечь прожитой жизни. Его фигура описана с любовью и уважением: сивобородый, сутулый, огромный, похожий на медведя, но с лицом, полным светлого ума и внутренней силы.

Когда Матрёна, ещё молодая, спросила, за что его так прозвали, Савелий признался: он действительно был каторжником — «в немца Фогеля Христиана Христианыча живьём землю кидал». И дальше он рассказал всю свою долгую, тяжёлую историю — историю русского богатыря, измученного, но не согнутого судьбой.

Савелий вспоминает старые времена, когда крестьяне жили свободнее: помещики были далеко, оброк платили редко, полиция не доезжала в глухие леса и болота. «Вот были времена, – говорит он, – а теперь барин под боком, дорога скатертью — прах бы её взял!» Первым их покорителем стал капитан Шалашников, заставивший деревню платить оброк, а кто не соглашался — пороть без пощады. Люди терпели и смеялись сквозь боль, но, когда барщина стала невозможной, Савелий поклялся, что следующий раз унизить их не даст.

После гибели Шалашникова пришёл новый враг – немецкий управляющий Фогель. Он действовал хитро: сначала казался добрым, рыбачил, смеялся с ребятами, потом заставил деревню копать канавы, валить лес, — и вскоре крестьяне поняли, что своими руками построили дорогу к собственной погибели. Фогель осел основательно, обобрал всех до нитки и стал не просто барином, а живым палачом — «пока по миру не пустит, не отойдя сосёт». Но Савелий, по его собственным словам, молча терпел — в этом видел великое русское богатырство: «цепями руки кручены, железом ноги кованы, спина — леса пройдены», но мужик «гнётся, да не ломится».

Немец мучил народ восемнадцать лет. Наконец терпение лопнуло. Во время строительства колодца Фогель оскорбил и избил людей, и девять крестьян, среди них Савелий, в молчаливом отчаянии столкнули его в яму и засыпали землёй. «Наддай!» — слово, вырвавшееся у Савелия, стало призывом к возмездию. Так совершилось убийство мучителя. Но радость длилась недолго — всех арестовали, дед попал в острог и потом на каторгу.

Годами он терпел плети, холод, голод, отбывал двадцать лет суровой каторги и ещё столько же поселения в Сибири. На воле, по царскому манифесту, вернулся стариком, построил себе избушку, жил скромно и тихо. Пока имел деньги — родня была ласкова, когда обнищал — превратили в посмешище. Но и тогда Савелий не ожесточился: повторял, что русский человек всё вынесет и всё перетерпит, и в этом — сила святорусского богатырства.

Рассказ оканчивается тихо, почти скорбно. Дед замолкает, Матрёна и странники сидят молчком, потрясённые услышанным. Когда же Савелий кончает, они просят хозяйку продолжить её собственную повесть. Матрёна вздыхает: «Невесело досказывать», — ведь впереди её ждут новые испытания. Она лишь добавляет, что управляющий Ситников, некогда мучивший её, умер от холеры, но на его место пришла другая беда. И, повторив любимое савельевское слово «наддай», странники вновь наливают вино — в память о богатыре, что не сломился, хоть и прожил век в страданиях.

ГЛАВА IV. ДЕМУШКА

Матренушка рассказывает о страшной беде: её младенец Демушка погиб по небрежности старика Савелия, который, заснув на солнцепеке, случайно позволил свиньям растерзать ребенка. Сцена утраты переплетается с символическим образом — как птица оплакивает погибших птенцов в сожжённом гнезде, так и мать оплакивает своего сына, чувствуя себя беспомощной перед стихией судьбы и человеческой жестокости.

Далее возникает сцена суда. В дом Матренушки являются чиновники, поп и лекарь. Вместо сострадания — холод и жестокость. Женщину допрашивают, подозревают в убийстве, глумятся над её материнской болью. Даже тело младенца подвергают вскрытию, не щадя материнского сердца. Матренушка проклинает бездушных людей, желая, чтобы наказал их Бог. За эти слова её объявляют безумной и связывают. В истерзании и духовной опустошенности она теряет сознание.

Очнувшись ночью, Матренушка оказывается у гробика Демушки. Перед ней — Савелий, читающий над телом молитвы. Сначала она обвиняет старика, проклинает его, но тот рассказывает свою страшную жизнь: годы каторги, ожесточение, потемнение души. Только Демушка сумел растопить в нём лёд сердца, вернуть человеческое чувство. Старик просит не мстить и не роптать на судьбу — лишь молиться.

В глубоких переживаниях Матренушка доходит до отчаянного вопроса: «Неужли ни Бог, ни царь не вступятся?» Савелий с горечью отвечает: «Высоко Бог, далеко царь… Нам правды не найти». Эта фраза становится итогом всей главы — символом бесправия и безысходности крестьянской женщины, сломанной горем и системой.

Ночь проходит в молитве. Матренушка с зажжённой свечой молится до рассвета, чтобы Господь приобщил её маленького Демушку к лику ангелов.

ГЛАВА V. ВОЛЧИЦА

Глава открывается воспоминанием Матрены о погибшем Демушке. Прошло уже двадцать лет, а она все так же скорбит по нему: приходит к могиле, ухаживает за ней, молится и не может забыть. После его смерти она словно лишилась сил и смысла жизни, отстранилась от людей, не могла даже видеть старика Савелия. Когда свекор попытался заставить ее вернуться к работе, она в отчаянии просила убить ее, лишь бы прекратить страдания. Все свое время Матренушка проводила у Деминой могилки, очищала и украшала ее, будто сама жила рядом с умершим.

Позже она узнала, что Савелий ушел в монастырь, где молился за все страждущее русское крестьянство. Вернувшись, старик пришел на Демину могилу, где они снова встретились. Их разговор полон скорби и смирения: Савелий просит прощения за прошлое, и Матрена его прощает. Вскоре он умирает, прожив сто семь лет, и его хоронят рядом с Демушкой.

Четыре года после смерти Савелия проходят спокойно, трудом и заботами о семье. Матрена покорилась судьбе, работает за всех, не ропща и спасая только своих детей от унижений. В деревне появляется странница-богомолка, и по ее наставлению женщины перестают кормить младенцев грудью по постным дням. Из-за этого малыши мучаются от голода, но Матрена ослушивается, решив, что лучше самой согрешить, чем обрекать сына на страдания. Однако вскоре приходит новое испытание: ее восьмилетнего Федота, отданного в подпаски, обвиняют в том, что он прикармливает волков.

На деле мальчик всего лишь пожалел израненную волчицу, спасая овцу. Когда он увидел, что зверь истекает кровью и жалобно воет, он вернул ей овцу из жалости. За эту детскую доброту Федота хотели высечь, но мать успела вмешаться и защитила сына. Помещик прощает мальчика, но приказывает наказать саму Матрену. Она принимает приговор, лишь бы спасти сына, и ночью прокрадывается к нему в каморку, чтобы увидеть, как тот спит, утирает ему слезы и шепчет слова утешения.

Оставшись одна, Матрена снова погружается в безысходную тоску. Она вспоминает умершего Демушку, своего мальчика и родителей, которых давно нет. На берегу реки она рыдает, зовет их, просит защиты и утешения, но никто не отвечает. Ее одиночество и боль становятся безграничными: вся жизнь кажется ей чередой страданий, от которых нет избавления. Глава завершается горьким монологом, где звучит отчаяние женщины, лишенной поддержки, любви и надежды.

ГЛАВА VI. ТРУДНЫЙ ГОД

Глава рассказывает о страшном и тяжелом годе, полном испытаний для крестьянской семьи. На небе появляется необычная звезда, которую люди принимают за знамение — одни думают, что идет Господь, другие же видят приближение Антихриста. Предчувствия сбываются: начинается бесхлебица, голод, когда брат брату корку хлеба не подаст. Люди озверевают от нужды, обвиняют и мучают друг друга. Рассказчица вспоминает, как сама стала похожа на голодную волчицу с детьми, как свекровь обвинила ее в накликании беды только за то, что она надела чистую рубаху в Рождество. Одну женщину в деревне за то же убили.

Следом приходит новое несчастье — рекрутчина. Семья пытается избежать беды, но мужа героини, Филиппа, все же берут в солдаты, несмотря на мольбы стариков и беспомощность деревенского схода. Оставшись беременной и больной, она остаётся в доме одна с детьми и тяжкими мыслями. В изнеможении и тоске героиня чувствует, как рушится её жизнь: семья холодна к детям, свекровь и деверь укоряют её в лености, даже в церкви над ней смеются.

Суровая зима окончательно утверждает её одиночество. Нет ни мужа, ни защиты, ни радости. Горе находит выход лишь в слезах и отчаянии. И вот во сне или видении ей мерещится, как солдат Филипп страдает под муштрой, как над ним издевается офицер. От этого видения женщина сходит с ума, выбегает в морозную ночь, где из соседней избы доносится песня — простая, народная, будто вторящая её судьбе. В песне звучит мотив ухода из жизни: зовут Машеньку домой сначала отец и мать, а потом Пётр Петрович; только когда зовет возлюбленный, ночь становится светлой и реки — тихими. Так в песенной перекличке с её внутренней болью завершается страшный, трудный год — год утрат, унижений и душевной гибели.

ГЛАВА VII. ГУБЕРНАТОРША

В этой главе героиня, измученная испытаниями, бежит через деревню в отчаянии, как будто за ней гонятся. Силы покидают её, но холодный зимний ветер отрезвляет, успокаивает, возвращает рассудок. Она падает на колени среди заснеженного поля и молится Пресвятой Богородице, исповедуя свою боль и безысходность. Эта ночь становится для неё духовным переломом — молитва под звёздным небом очищает душу, рождает надежду и веру.

Окрепнув духом, женщина отправляется в город искать правды у губернатора — спасти мужа, незаконно взятого в солдаты. Дорога долгая; по пути она видит бедных крестьян с возами сена, слышит шум базара, на котором царит обман и ругань. У дворца губернатора её сперва не пускают; швейцар Макар берёт у неё последние монеты, обещая помочь. Ждёт она долго, пока наконец не узнаёт, что сама губернаторша выходит из дворца. В порыве отчаяния женщина бросается к ней в ноги и, потеряв сознание, падает прямо перед экипажем.

Очнувшись, героиня находит себя в светлой, чистой горнице, рядом с молодой женщиной и ребёнком — тем самым губернаторским младенцем. Её молитвы услышаны: добрая барыня, Елена Александровна, сжалилась над бедной крестьянкой, крестила её новорожденного сына, назвала Лиодором и отправила нарочнего разузнать про Филиппа. Мужа, оказалось, удалось спасти, и вскоре Елена Александровна сама приводит его к жене.

Благодарность героини безмерна. Барыня становится ей почти второй матерью — доброй, умной, щедрой, хоть и бездетной. Весной, когда расцветает берёза и звучит жаворонок, семья возвращается домой: супруги идут с младенцем навстречу новой жизни, наполненной светом, покоем и тихим счастьем. Теперь в каждом их молитвенном поклоне звучит просьба не за себя, а за их благодетельницу Елену Александровну. В финале рассказчица словно возносит песнь благодарности — всему Божьему миру, где снова стало ясно на сердце, и той женщине, что стала символом добра, милосердия и человеческой силы.

Глава VIII. БАБЬЯ ПРИТЧА

После чуда с губернаторшей её прозвали счастливицей, но сама она признаёт: жизнь остаётся тяжёлой — хозяйство, дети, заботы, утраты. Один из её пятерых сыновей уже взят в солдаты. Она упрекает мужчин-слушателей за то, что ищут счастья среди женщин: им не понять, сколько горя несёт женская доля.

Героиня вспоминает болезни, пожары, тяжёлую работу, унижения — всё, что довелось пережить. Она говорит, что видимые беды не страшнее внутренних ран, тех душевных гроз, что проходят без следа. И всё же ей повезло избежать последнего — бесславного стыда.

В конце Тимофеевна пересказывает притчу святой старицы. Та говорила, что ключи от женского счастья и вольной доли утеряны самим Богом. Искали их праведники, пустынники и мудрецы по всему миру, но нашли лишь ключи, принесшие свободу рабам, а не женщинам. Так и остались они — без ключей к своей воле, без надежды обрести свободу и независимость.

ПОСЛЕДЫШ

Странники приходят на Волгу, где в разгаре сенокос. Рабочие поля пестрят людьми и песнями, жизнь кипит. В это время из лодок выходит князь Утятин со свитой — старый, полуслепой и больной помещик, одержимый представлениями о дворянских правах и власти. Хотя крестьяне уже свободны, князь по‑прежнему ведет себя как барин, заставляет всех кланяться, а бурмистр Клим Лавин с удовольствием поддерживает старые порядки, играя роль покорного слуги и хитрого угодника.

Крестьяне живут в мнимой свободе: формально вольные, но вынуждены терпеть прихоти князя и унижения, боясь гнева и потери обещанных выгод. Клим наживается на лести, льстит барину, высмеивает справедливость и устраивает комедию рабства перед всем селением, пока Утятин, растроганный их «верностью», не падает в обморок от восторга. После нелепых наказаний, фарсов и издевательств над народом наступает новая сцена — веселый праздник на берегу: играет музыка, баре пьют, пляшут, смеются, будто не замечая, что всё их благополучие держится на обмане.

Кульминацией становится внезапная смерть Утятина: его поражает второй удар прямо во время веселья. Крестьяне вздыхают с облегчением — словно кончилась старая эпоха, но радость их коротка. Смерть помещика ничего не меняет: наследники сразу возвращаются к притеснениям, отбирают луга, обманывают мужиков, и свобода, которой они ждали, снова оказывается пустым словом.

Так завершается горькая эпопея о «вольной» России — где прежние цепи разбиты на бумаге, но остаются в душах, и даже смерть барина не приносит крестьянам настоящего освобождения.

ПИР – НА ВЕСЬ МИР

В селе Вахлаки устраивается шумный пир после смерти барина — князя Утятина. Народ собрался под ивой, чтобы по‑своему отпраздновать конец помещичьего владычества. Здесь и староста Влас, и балагур Клим Лавин, и дьячок Трифон с сыновьями — Саввой и Григорием, и странники, наблюдающие за всем происходящим. Мужики спорят, как жить после воли, решают сдать общие луга старосте для уплаты податей и будто впервые чувствуют себя свободными.

Радость быстро переходит в грустные беседы и песни. За чарками звучит сатира – «Веселая» о жизни народа, насмешливо рассказывающая о нищете, поборах и бесправии. За ней – «Барщинная» и «Голодная», тоскующие песни о страданиях крестьян. В народных голосах смешаны горечь, усталость и безысходность.

Под ивой звучат истории: крестьянин Викентий рассказывает страшную быль о Якове — холопе, повесившемся из-за жестокости барина; Иона‑богомолец повествует о раскаявшемся разбойнике Кудеяре; Игнатий извозчик вспоминает грехи самого народа и притчу о старосте Глебе, который ради выгоды уничтожил барское завещание о свободе восьми тысяч душ. Все понимают: главный грех русского крестьянина — равнодушие и покорность, веками державшие страну в рабстве.

Праздничный шум постепенно сменяется молчанием и раздумьем. Крестьяне осознают, что прежние цепи сняты только на словах — жизнь осталась прежней: нужда, голод, унижение. Но среди них появляется молодой голос надежды — Гриша, сын дьячка: он мечтает о будущем, где всем крестьянам будет жить легко и свободно.

Финал превращается в символ народного пробуждения. Под утро появляется старый солдат — инвалид войны, поющий о неправде и нищете. Клим собирает для него подаяние, а над Волгой разносится простая, сильная песня‑молитва:
о доле народа, о свободе, о праве жить честно и трудом.
Народ, уставший от рабской покорности, впервые запевает не о горе, а о надежде — о грядущей жизни, где труд и достоинство станут его истинным пиром «на весь мир».

ЭПИЛОГ

Эпилог завершает историю размышлением о будущем России через судьбу юного Григория Добросклонова.
Гриша вырос в нищете — сын бедного дьячка Трифона и крестьянки Домнушки, всю жизнь думавшей о соли, о куске хлеба, о жизни, полной нужды и труда. Ее песня о соленом хлебе, пролитых слезах и материнском самоотвержении запала в душу мальчику. Из сострадания к матери и односельчанам выросла в нем любовь к народу.

Став семинаристом, Гриша терпит нужду и голод, но в нем крепнет вера в высокое предназначение — посвятить жизнь служению простым людям. Он понимает, что страдания народа и несправедливость веками сковывали Русь, но верит в силы, живущие в народном сердце, — в совесть, правду и труд.

Покидая дом, Григорий идет по старой дороге через поля и луга, где ему поют родные крестьянки. В его душе рождается новая песня о Родине — о страданиях, прошлом рабстве и о грядущем пробуждении народа, который учится быть гражданином.
Наблюдая бурлака, Гриша видит в нем символ всей России — сильной, терпящей, способной подняться. Из этого рождается его гимн — песня‑пророчество «Русь», в которой старое унижение сменяется верой в народное достоинство и силу.

Так Некрасов завершает свой поэтический эпос: за песнями боли и рабства возникает новая, светлая мелодия. Гриша Добросклонов становится образом грядущего — человека, который из страданий народа выносит любовь, веру и готовность идти за правду. Его песня политая горем, но исполнена надежды, становится последним словом «Кому на Руси жить хорошо» — песнью о возрождении и пробуждении России.